Уродка: и аз воздам - Геннадий Петрович Авласенко
– Только бы он был жив! – шептал инспектор, не сводя отчаянного и почти безумного взгляда с мелькающих впереди рыжеватых крысиных фигур. Вот уже не более ста метров отделяло преследователей от преследуемых… не больно то и помогло крысам передвижение на всех четырёх конечностях.
И словно понимая, что им всё равно не убежать, все крысы, кроме той, что тащила на себе Алекса, вдруг остановились и, вновь приняв вертикальное положение, повернулись в сторону всадников. На что они надеялись – было совершенно непонятно, ибо даже привычных коротких копий не имелось сейчас в лапах ни у одной из крыс. А всадники были уже совсем близко… и вот-вот острые стальные наконечники вонзятся в вонючие тела мерзких тварей, пронзят их насквозь! И той последней тоже не уйти от возмездия, она тоже своё получит… вот только бы маленький сынишка был жив… только бы он был ещё жив…
В это время каждая из остановившихся крыс поднесла передние лапы ко рту и… все четыре стражника, уже приблизившиеся к крысам почти вплотную, вдруг покачнулись, выронили копья и, почти одновременно, свалились наземь, прямо под копыта собственных лошадей. А лошади, словно обезумев, принялись, пронзительно визжа и кружась на месте, втаптывать неподвижные тела своих бывших хозяев в каменную твердь проплешины и даже пытаться, невзирая на намордники, ухватить их зубами. Впрочем, продолжалось это недолго… и вскоре лошади, одна за другой, тоже рухнули наземь, содрогаясь в предсмертных конвульсиях.
Инспектор вдруг осознал, что остался один.
Но и осознав это, он продолжал стремительно мчаться вперёд, а крысиная четвёрка всё также неподвижно ожидала его приближения, держа передние лапы возле усатых ртов. И инспектор вдруг заметил то, чего никак не мог разглядеть ранее: в передних лапах каждой из крыс тускло поблескивала тонкая белая трубочка, скорее всего, костяная. И все эти трубочки были нацелены сейчас именно на него…
Скорее интуитивно, нежели осознанно, инспектор туго натянул поводья, заставляя лошадь подняться на дыбы и тем самым заслонить всадника массивным своим телом от неведомой этой опасности. Так и произошло, а потом лошадь задрожала вдруг всем телом, бросилась сначала в одну сторону, потом – в прямо противоположную. И наконец, с пронзительным озлобленным визгом грохнулась наземь, придавив при этом ногу инспектора немалым своим весом.
Теперь инспектор был полностью беспомощен, и любая из крыс запросто могла приблизиться и прикончить его при помощи этого не вполне понятного, но столь эффективного своего оружия…
«Отравленные шипы, – мелькнула в голове инспектора единственно верная догадка. – И духовые трубки для их использования».
О таких трубках, кстати, инспектор был наслышан… доносили изредка агенты. Но сам в них не особенно верил, точнее, не верил совершенно, всегда считая сведения об отравленных шипах, поражающих на расстоянии, лишь одной из тех многочисленных и недостоверных баек, коих люди о крысах столько насочиняли. Ведь, рассуждая логически, ежели имелось у крыс столь эффективное и смертоносное оружие, почему же тогда не применяли они его в многочисленных своих набегах, обходясь лишь самими обычными копьями и топориками?
Инспектор ждал смерти, но крысы по какой-то неизвестной ему причине не стали добивать последнего, оставшегося в живых врага, а, опустившись вновь на четвереньки, дружно бросились наутёк. И так стремительно, что когда инспектору всё же удалось вызволить ногу сначала из стремени, а потом из-под лошадиной туши, они уже к самому лесу, считай, подбегали. А той первой, с мешком за спиной, и вообще нигде не было видно…
– Алекс! Мальчик мой! – прошептал инспектор, с тоской и отчаяньем взирая на грозно чернеющий впереди лес и отчётливо понимая, что бежать ему сейчас туда не только смертельно опасно, но и совершенно даже бессмысленно. – Не уберёг я тебя… прости меня, маленький!
Слёзы сами по себе вытекали из глаз инспектора и так же, сами по себе, сбегали вниз по смуглым щекам, но инспектор, казалось, даже не замечал этого. Настоящие люди плакали редко, вернее, они вообще предпочитали не плакать, с самого раннего детства усваивая от родителей и воспитателей, что плакать – это плохо, плакать – это действо, недостойное настоящих людей! Больно тебе – стисни зубные пластины и терпи! Дурно тебе – даже вида не показывай, что тебе внутри нехорошо! Обидели тебя – давай сдачу или хотя бы улыбнись надменно, показывая тем самым противнику, как мало для тебя значит то, что он в наивности своей посчитал величайшим для тебя оскорблением…
Плакать же…
Плакать – удел слабых, удел уродов из резервации, постыдный, всеми презираемый удел!
Но сейчас инспектор плакал, плакал навзрыд. Рыдал, не таясь, словно какой-нибудь презренный урод, рыдал и ничуточки этого не стыдился. Наоборот даже, слёзы, обильно вытекающие из глаз, приносили ему сейчас какое-то необъяснимое облегчение, что ли…
– Прости меня, маленький мой! – упав на колени и весь содрогаясь от рыданий, продолжал шептать инспектор. – Прости, меня…
Глава 10
Виктория
Это произошло, когда я уже почти к самому убежищу подходила…
Пять рыжеватых теней скользили бесшумно среди деревьев, постепенно приближаясь… и я, конечно же, безошибочно признала крыс. И просто остановилась, желая пропустить…
С крысами у меня был мир. Вернее, перемирие, или (что ещё вернее) некий своеобразный «пакт о ненападении». В том смысле, что они мне ничуточки не мешали и всегда ухитрялись первыми убраться с моей дороги (так им, наверное, Уигуин приказала, а у лекарки в последнее время был такой непререкаемый авторитет среди всех окрестных крысиных орд, что ослушаться её приказаний для любой из крыс было чревато самыми серьёзными последствиями).
Но и я крысам старалась особо не докучать. Никогда не вмешивалась в их внутренние дела (за исключением того единственного случая, когда меня сама Уигуин об этом настойчиво попросила). Два раза даже спасала крыс от верной гибели: один раз защитила двух крыс-подростков от окруживших их плотных кольцом тушканов … а совсем недавно ухитрилась подстрелить бульдожью собаку, преследующую одинокую беременную крысу и уже почти настигшую её.
При этом я хорошо понимала, что и в настоящее время крысы-мародеры продолжают совершать свои грабительские набеги и в резервацию, и на территорию посёлка. Но, понимая, относилась ко всему этому с полнейшим, надо сказать, равнодушием и поистине философским спокойствием. Так было ранее, так есть сейчас… и почему именно я должна пытаться хоть как-то изменить этот многовековой и вполне устоявший порядок вещей?
Впрочем, пять крыс, бежавших в данный момент мне навстречу, вряд ли являлись мародёрами, ибо, во-первых, ничего с собой не тащили, а во-вторых, сейчас был день,
